Как дети проводили будни в эвакуации. Правдивые истории

Только в течение двух недель после начала Великой Отечественной войны на Восток отправили десятки тысяч детей. Из некоторых районов их приходилось вывозить под обстрелом. Накануне Дня Победы публикуем воспоминания участников тех событий.

«Вместо 36 человек в вагон набивалось по 80-100»
Организовывать спасение начали с первых же дней войны. Очевидец писал о первых эшелонах, доехавших до Урала:

«Случалось, что в открытых полувагонах или на платформах ехали люди. Хорошо, если был брезент, которым можно было прикрыться от дождя. Иногда и этого не было. Здесь же – станки или материалы, кое-что из вещей эвакуированных. Именно кое-что. Люди спасались от нашествия варваров, и было, конечно, не до вещей.

При более благоприятной обстановке два-три крытых вагона выделяли для женщин с детьми. Вместо 36 человек в них набивалось по 80-100. Никто, разумеется, не роптал – горе объединяло людей, кров которых был захвачен фашистами».

«В карантинном детдоме ищите»

Ход эвакуации зависел от хода боевых действий. Например, с лета 1941 года Краснодарский край – по самым минимальным оценкам – дал приют 25 тысячам детей-беженцев. Но летом 1942 года Кубань была оккупирована. Эвакуация шла в разгар боев, и спасти удалось не всех.

Детей, как и взрослых, везли на восток от линии фронта. При этом семьи старались не разобщать, но часто случались и трагические разлуки. В архивах сохранилось немало запросов времен войны на розыск эвакуированных детей.

«Прошу Вас проверить в детдомах Вашей области, не находится ли мой сын – Геннадий Александрович Махнов, 11 лет, а также прошу проверить на областном эвакопункте, возможно эвакуировался одиночным порядком».

Подсчитать количество детей, эвакуированных с семьями, очень трудно. Как и тех, кто по разным причинам спасался в одиночку. Историки полагают, что таких были миллионы.

Однако случались счастливые встречи. Эвакуированный в Ташкент мальчик вспоминал:

«В 1942 году нас разыскала мама. <…> А случилось так: мама ехала в трамвае и плакала, отчаявшись найти своих сыновей. Рядом сидевшая женщина спросила, отчего она плачет. Узнав, радостно сказала: “Знаю я их, видела всех троих. В карантинном детдоме ищите”».

Этой семье повезло: мать оказалась в эвакуации в том же городе, что ее сыновья (старшему было 12), и случайно встретила женщину, работавшую с детьми на эвакопункте.

Размещали где придется

Детские учреждения и их воспитанники находили убежище в далеких от фронта приуральских и сибирских областях РСФСР, Узбекистане, Таджикистане, Туркменистане, Казахстане, Киргизии.

Жизнь в эвакуированных детских домах была непростой. В принимающие районы поступали десятки и сотни тысяч детей, но не было ни достаточного количества людей, ни материальных ресурсов, чтобы их обеспечить, за всеми присмотреть.

Прибывшим приходилось размещаться в школах, рабочих бараках, бывших клубах, избах-читальнях – где придется. Порой на 200 человек приходилось помещение, в котором было всего 4 пригодные комнаты. Теснота порождала множество проблем.

«Заберите еще шестнадцать ребят. Сняли с грузового эшелона. Где-то под Ровно у них разбомбили пионерлагерь».

К заботе о детдомовцах активно привлекали волонтеров, как тогда говорили – «актив». Комсомолки и взрослые женщины собирали для детей вещи и книги, помогали обустраивать помещения, мыли их.


Если кто-то заболевал, недуг косил всех

Главной бедой, на которую жаловались повсеместно, была плохая гигиена. Одежды было мало, и менять ее так часто, как полагается, не могли. Порой в одном и том же дети ходили по много недель.

В отчетах многих учреждений писали, что дети не были в бане полтора-два месяца, страдали от вшей, кожных заболеваний.
Очень часто не было возможности выделить отдельное помещение под лазарет и даже изолятор для тяжелых пациентов с инфекциями. Если кто-то заболевал, то из-за тесноты недуг косил всех. С декабря 1941 года по март 1942 года по интернатам прокатилась эпидемия тифа.

«Нас в комнате было четырнадцать девочек, впряжемся в сани…»

Недостаточное питание порой приводило к цинге. Сохранились воспоминания эвакуированных из Ленинграда детей, попавших в сибирскую деревню. Их удивляло многое, в том числе местный напиток – отвар хвои, который пили зимой, чтобы избежать болезней. Он был горький, но очень эффективный. Такое средство применяли во многих регионах.

В теплое время, где возможно, силами учеников и учителей устраивали огороды. В холодное, где требовалось, своими силами запасали дрова.

Ученики пропускали занятия, потому что у них не было обуви, чтобы дойти до школы. Старших воспитанников могли вызвать из интернатов на заводы – заменить ушедших на фронт отцов и братьев.

«Воскресенье. Сегодня опять встали в пять утра и, взяв сани, пилу и веревки, тронулись в лес. Там свалили четыре дерева… Лошадь у нас была, но на все ее не хватало. Иногда и сами ходили за дровами. Нас в комнате было четырнадцать девочек, впряжемся в сани…».

«Ушли с мешком, вернулись с подводой»

Большая часть эвакуации проходила летом, поэтому ни у кого не было с собой теплой одежды. Валенками, носками, одеялами и тулупами сначала делились местные жители. Со временем наладились поставки государственных промтоваров и продуктов питания, но местные жители все равно помогали эвакуированным детям всем, чем могли.

«Однажды с завхозом мы отправились по соседним деревням, чтобы собрать кое-что. Взяли мешок. Ушли с мешком, вернулись с подводой. Помню, как одна женщина – ей своих-то детей было нечем кормить – дала нам три морковки. Скажите, есть ли цена этим морковкам?»

«Мне буква «ж» не давалась. Такая смешная!»

Порой дети попадали в места, где говорили на другом языке: литовцы – в Удмуртию, а куряне – в Узбекистан. Они быстро усваивали местные обычаи и даже изучали школьную программу на неродном языке.

«Помню, пришла учительница вести урок. Ни она не знает ни одного литовского слова, ни мы – русского. Как вышли из положения – не знаю, но учились! Помню, как Валентина Григорьевна читала нам на уроках Пушкина «Станционного смотрителя». А мы облокотимся на парты, смотрим на нее во все глаза. И плачем…

Разговаривать быстро научились. А писать – мне почему-то буква «ж» не давалась. Такая смешная буква!».

Девочку, записавшую этот случай, война застала на летнем отдыхе в пионерлагере в Крыму. Ее с друзьями эвакуировали оттуда. У этих детей были и уроки литовской литературы, которую им преподавали по стихам, выписанным из газет и тонких сборников военного времени.

«Не смог я стерпеть и взял ее в дом»

Не все дети в эвакуации попадали в специализированное учреждение. Многих принимали в семьи, а порой местные жители поселяли у себя целую семью.

В воспоминаниях о тех временах нет упоминаний, что принимавшие проявляли недружелюбие, зато множество рассказов о приветливости, гостеприимстве, щедрости. Часто хозяева домов, где селили эвакуированных, забирали еду у своих и отдавали приезжим, жалея перепуганных и истощенных детей.

После войны стала известна история ташкентца и его жены, которые усыновили и воспитали 15 сирот. Среди них были русские, узбеки, чуваши, татары, казахи, евреи и цыгане. Подобные случаи – не такая уж редкость. Взявший в дом 13 сирот мужчина вспоминал, как нашел девочку Лизу:

«Несколько раз замечал ее у малярийной станции, ходила в грязном платье, что-то искала. А тут пришла к нашему двору, смотрит через забор, как ребята во дворе играют. Я ее узнал и спрашиваю: “Что ты на малярийной станции делаешь?” Испугалась, но отвечает: “Когда все уходят, я там сплю”. Ну не смог я стерпеть и взял ее в дом».

Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓

Загрузка...